Крылья Тура. Командировка [2 том, c илл.] - Олег Языков

Ты пойми, энтузиаст ты наш неугомонный, один человек войны не выиграет, даже товарищ Сталин на это не способен. Войну уже выиграл наш народ, созданное партией советское государство, наша построенная за годы ударных пятилеток экономика, выучившиеся за годы советской власти конструкторы нашего оружия и набравшиеся опыта и мастерства рабочие, которые это оружие сделали. И воины Красной Армии, которые этим оружием бьют фашистов. А мой огонь… Ну, да! Он есть. И он помогает бить врага. Но ты пойми – это такая капля в море подвига народа и армии, что… Даже и сравнения не подберу… Вот то, что эскадрилья окрепла духом, сплотилась и увидела свою цель – вот это да! Это настоящий мой вклад в победу. Который, может быть, и приблизит конец войны на один краткий миг…

А огонь… Ты вот о чем подумай, Сергей. Огонь – он ведь у каждого из нас есть. Ты попробуй заглянуть немцу в душу… Все там есть – и присяга фюреру германской нации, и дисциплина, и порядок – как наших гражданских перед расстрельным рвом строить, чтобы больше вошло, как в мозжечок стрелять – чтобы не дергался старик или ребенок и своей кровью не пачкал немецкий мундир… Как экономически рационально так содержать наших пленных в страшном лагере под Дарницей, чтобы десятки тысяч красных командиров тихо и спокойно умерли от голода. И знания немалые военные у них есть, и храбрость тоже есть – они сильные солдаты… И есть вековая зависть и ненависть к славянам, ко всему русскому. И желание поработить нашу землю, сесть крепким хозяйским задом на курский чернозем, русских рабов бичом погоняя… А вот огня-то в их душонках и нету… Ландскнехты они, опасные, грамотные в военном деле, но – ландскнехты… За всю войну – ни одного воздушного или танкового тарана, ни один германский герой не лег грудью на пулемет.

А у нас? Я вот про тараны говорил… Вот он – огонь! Ты думаешь, у Гастелло самолет горел?! Нет! Это душа у него горела! И разве только у него одного? А те, кто молча встает в атаку, с винтовкой – против танков? И жжет их, бросаясь с бутылкой зажигательной смеси на танк! А наши бойцы в Одессе и в Севастополе? В Ленинграде? Курсанты под Ельней и ополченцы под Москвой? А в Сталинграде? Я сам видел… Вот он, настоящий перунов огонь! Есть он! Горит этот огонь в русских душах, да так горит, что плавит все вокруг!

А ты – бомбы заряжать… Давай мы с тобой так договоримся – ты больше ко мне с этой ерундой не лезь. И болтать не вздумай! А то – есть ли у меня огонь или нет его, — знаю только я. А если ты комиссию какую вызовешь, болтать начнешь… Потерять капитана Иванецкого, двинувшегося умом от тяжких дум, как бы побыстрее победить фашистов, мне было бы жалко!

На Сергея было страшно смотреть – он побагровел весь, глаза сверкают, на меня смотрит, как на пособника врага…

— Охолонь! Успокойся, подумай над моими словами. Успокойся… тихо… тихо… все хорошо… Надо подумать… надо все взвесить… спокойно… спокойно…

Вот так. Ах, да! Чтобы было, чем заняться!

— Слушай, Сергей! А откуда у нас в столовке появилась эта новенькая девчонка, Тамара, что ли? Ты присмотрись к ней, правда, присмотрись. Зло я в ней чую… Злобу и страх. Откуда бы это у советской дивчины? Да еще в окружении красивых молодых летчиков, которые на нее глядят исключительно с любовью во взоре, а? Присмотрись – клянусь, не пожалеешь! А то как бы беды не было.

На том и расстались. Видимо, подумав, Сергей все же решил ход войны одним махом не менять. И на том спасибо! А тут ему еще работка подвалила. Почти по профилю. А дело было так…

Однажды на стоянке самолетов первой эскадрильи раздалась стрельба. Дело это для аэродрома необычное – из пистолетов, вроде бы, у нас стрелять друг в друга как-то не принято, так что мы побежали разбираться…

За сержантом-оружейником, которого я в свое время гонял, как сидорову козу, мчался, размахивая пистолетом, молодой летчик Гримиани. Он что-то яростно орал по-грузински и, время от времени, стрелял в воздух. Парашют он не сбросил, и поэтому бежал, как стреноженный – сумка парашюта все время била его под коленки, что скорости в беге на длинную дистанцию, в общем-то, не способствует…

Мы быстро догнали этого марафонца, отобрали уже пустой пугач, и задали конкретный вопрос – а что, собственно, случилось?

— А-а-а, шени деда! Этот сын ишака меня без оружия оставил! Убью собаку!

Мы отбуксировали разъяренного Гоги к его истребителю, и тут все стало ясно. Капот самолета уже был поднят и мы все увидели, что пулеметная лента свободно болтается, к казеннику пулемета ее подсоединить забыли. А вот это уже серьезно…

Оказывается, этот сын ишака, но в то же время еще и собака (интересный гибрид, правда?), вчера вечером поставил короб с лентой, а завести ее в приемник пулемета забыл. То ли заболтался, то ли отвлекли, — кто теперь знает… Да это теперь интересно только трибуналу. А в результате – сержант оставил бедного Гоги без оружия. Потому, что и пушка после короткой очереди отказала. Перекос снаряда… Бывает… И ему пришлось крутиться в бою, как наскипидаренному, чтобы не быть сбитым. И еще нужно было имитировать атаки на врага. Представляете, как ругался горячий грузин, когда видел в прицеле месса, а стрелять-то нечем? Да-а, после такого "подарка" я бы тоже схватился бы за пистолет…

Тут коршуном налетел суровый капитан СМЕРШа Иванецкий, разогнал посторонних, и взял дальнейшее расследование этого неприятного дела в свои мозолистые руки. Короче – погорел сержант, как Наполеон в московском пожаре. Но свой плюс в этом был – необходимость расследовать ЧП и сама рутинная процедура расследования вернула капитану Иванецкому спокойствие и уверенность в себе. А главное – происшествие заставило его бросить дурные мысли и прочие прожекты по эксплуатации меня, бедного, в качестве движимого арсенала всего Южного фронта!

Кстати! Это происшествие дало мне изумительную возможность повысить требовательность к оружейникам и, – самое главное! – выборочно проверять готовность оружия к бою. Ну, а уж ласково коснуться при этом снарядов и патронов мне никто и раньше не запрещал…

Не успели утихнуть обсуждения этого случая, как громко ахнула другая новость – нашего комполка забирают в дивизию! Его выдвинули на зама. А это, скорее всего, просто пересидка перед назначением на должность комдива.

Подполковник Артюхов был и рад и расстроен одновременно… Что ж, его можно было понять… Но командование полком он уже явно перерос – пора ему было двигаться повыше. Мужик он отличный и боец добрый – ровной ему дороги и боевой удачи!

На полк мудро решили поставить майора Россохватского. Правильное решение! Все его с удовольствием поддержали. Но эта передвижка своим хвостом стукнула и по мне. Россохватский вызвал меня, поздравил с присвоением звания "капитан" – приказ только что пришел на целую группу наших летчиков, и огорошил предложением снова перейти в первую эскадрилью.

— Ты пойми, Виктор! Ты свою вторую здорово подтянул. Она у нас и так примером стала. Сейчас она в полку будет основной ударной силой. Все-таки ко мне, в первую, молодежь пришла, не успел я их подтянуть до нужного уровня… Вот этим ты и займешься. И помни! В штабе дивизии поговаривают, что скоро штаты изменят – у нас появится еще и третья эскадрилья. За пару месяцев тебе надо подтянуть ребят в первой, и они пойдут на усиление командирского костяка в третьей эскадрилье.

— А я?

— А ты… Не знаю пока. Там поглядим… На полк тебе, пожалуй, рановато будет?

— Это точно! На полк я еще не готов… Мне бы еще с эскадрильей повозиться охота, есть всякие разные задумки. Да и комполка так часто, как хотелось бы, не летает…

— Это ты верно сказал… — загрустил майор Россохватский, — …не летает. Ну, да ладно! Там поглядим! Так что, Виктор? Согласен?

— Кирилл Константиныч, так вы что – меня только "блуждающим комэском" видите?

— Специалистом я тебя вижу, пожарной командой! Вижу, что знания твои, придумки всякие, да и кое-какой накопленный тобой опыт – здорово вторую эскадрилью вперед двинули. И хочу, чтобы все эскадрильи в полку были не хуже! Так или не так, Виктор?

— Та-а-к… — пришлось согласиться мне.

— А раз так, кого на твое место ставить будем?

— А кого тут еще ставить? — удивился я, — Блондина и будем ставить. А на звено – Демыча. Пора ему крылья расправлять – пусть растет как командир!

На том и порешили.

А вечером я прощался с ребятами. Где они раздобыли коньяк – я так и не узнал, да и немного его было. Завтра ведь снова в небо. Да и не спиртное здесь главное… Главное – настроить ребят так, чтобы и без меня дух и традиции, уже сложившиеся в эскадрилье, не пропали и не выветрились. Об этом и говорили долгих три часа до отбоя…

***

— Товарищ капитан! Личный состав эскадрильи построен! Командир первого звена старший лейтенант Дюсембаев!